За последние десятилетия наблюдают отчётливую тенденцию к снижению общего коэффициента фертильности в мире, то есть количества живорождённых детей за репродуктивный период женщины: в 2000 году он составлял 2,696 ребёнка на одну женщину, а в 2017 году — 2,432157,¹⁵⁸. В России этот показатель ещё ниже — в 2015 году он составил 1,5 ребёнка на каждую женщину фертильного возраста, что сопоставимо с развитыми странами Европейского региона: в Швейцарии — 1,549, в Италии — 1,491, в Германии — 1,47, однако намного ниже показателя 2,1 — минимального значения, необходимого для поддержания воспроизводства населения¹⁵⁸.

Клиническое определение бесплодия, данное ВОЗ, звучит так: «болезнь репродуктивной системы, которая выражается в отсутствии клинической беременности после 12 или более месяцев регулярной половой жизни без предохранения»159.

По данным Росстата за 2017 год, в РФ заболеваемость бесплодием только среди женщин составила 92,2 тыс.160 Учитывая, что, по данным ВОЗ, соотношение женского и мужского бесплодия приблизительно составляет 1:1, становится понятна высокая частота бесплодных браков в нашей стране — в настоящее время в различных регионах она колеблется от 17,2 до 24%¹⁶¹. Это превышает определение критического уровня бесплодия в популяции, обозначенное ВОЗ в 15%, когда проблема выходит за рамки медицинской и превращается в государственную, влияющую на демографический процесс.

На фоне существующей в нашей стране депопуляции мириться с подобной величиной репродуктивных потерь — непозволительная роскошь. Их масштабы превысили медико-биологические рамки и приобрели социально-экономическое влияние162, значимость которого подтверждается вниманием со стороны высочайших государственных структур — указом президента России утверждена концепция демографической политики на период до 2025 года, в основу которой положены принципы обеспечения доступности и повышения качества медицинской помощи по восстановлению репродуктивного здоровья, в том числе с помощью ВРТ¹⁶³.