Авторы: Мекан Рахимбердыевич Оразов, докт. мед. наук, проф. кафедры акушерства и гинекологии с курсом перинатологии Медицинского института РУДН им. Патриса Лумумбы; Евгений Денисович Долгов, клинический ординатор той же кафедры; Светлана Александровна Маклецова, канд. мед. наук, исполнительный директор МАРС, директор журнала StatusPraesens (Москва)
Эликсир вечной жизни — давняя мечта человечества, над воплощением которой с древних времён бились многие поколения алхимиков* (как и над задачей превращать в золото другие металлы). Знаменитый французский алхимик Николя Фламель (1330–1418?) был так увлечён поиском философского камня (с двумя функциями — получать золото из других металлов и производить эликсир вечной жизни), что стал легендой: бытует версия, что учёный сумел добиться искомого и жив до сих пор.
* Вопреки распространённой ассоциации алхимии с ненаучными методами познания мира и практически шарлатанством в Средние века именно алхимики выполняли функцию развития разных видов наук (всех, какие были), как привычных нам естественных, так и оккультных, эзотерических и даже магических. Алхимиками (то есть учёными) были, например, Джордано Бруно и Исаак Ньютон.
Безусловно, спорная судьба одного человека в масштабе мира не столь показательна, однако истории о поиске философского камня в наше время получили совершенно неожиданное продолжение. Похоже, что за последние десятилетия человечество совершило гигантский качественный скачок на пути к «вечной молодости».
Сейчас мы переживаем совершенно уникальное революционное время, когда накопленное наукой по теме предупреждения старости достигло критической массы и после обобщения готово перевести всю медицину на рельсы нового целеполагания. Скорее всего мы на пороге глобальной трансформации, после которой медицина уже никогда не будет прежней.
Демографы сегодня много говорят о «серебряном цунами XXI века». Продолжительность жизни повсеместно увеличивается: в 2012 году в РФ, например, она составляла 70,2 года, в 2017-м показатель преодолел отметку в 72,7 года, а уже к 2024 году прогнозируют его повышение до 78 лет1. Именно удлинение жизни человека (а не повышение рождаемости! она падает) сегодня обусловливает рост численности населения Земли: от 7,9 млрд в 2013 году до 8 млрд в 2023-м с прогнозами дальнейшего глобального роста (8,5 млрд — к 2030 году и 9,6 млрд — к 2050-му)2,3.
Однако самое главное: на сегодняшний день людей старше 65 лет стало больше, чем детей младше 5 лет3 — настоящий демографический парадокс, которого «...мир ещё не видел». «Серебряное цунами» набирает обороты: согласно прогнозам, к 2030 году каждому шестому жителю планеты будет более 60 лет, а к 2050 году и вовсе каждому пятому4. Средний возраст землян неуклонно растёт; человечество усреднённым портретом с каждым годом становится всё старше и старше.
Такие глобальные демографические сдвиги динамично отражаются в эволюции научных взглядов на периодизацию жизни человека. Согласно весьма актуальной классификации ВОЗ, после завершения периода «среднего возраста» (45–59 лет; до 45 лет — молодость) в 60 лет начинается пожилой возраст, который заканчивается в 74 года5. Период старческого возраста соответствует интервалу от 75 до 89 лет. Проживших 90 лет и более сегодня записывают в ранг долгожителей, однако не за горами то время, когда 90-летние будут считаться слишком молодыми для долгожителей, как это произошло в Японии. Сегодня в Стране восходящего солнца «отсечкой» долгожительства считают 100-летний юбилей.
Увеличение общемирового показателя продолжительности жизни — свершившийся факт. И во многом «авторство» этого исторического достижения (!) принадлежит именно медицине — в силу разработки революционных фармакологических препаратов, инновационного оборудования, внедрения в практику генетического обследования и самых разнообразных медицинских технологий.
Жить дольше (и заметно дольше) мы уже научились. Пора задуматься о качестве. Медикам, как говорится, «...и карты в руки».
В XXI веке количество научных исследований, раскрывающих молекулярные основы старения, растёт в геометрической прогрессии — наука и человечество «созрели» для прояснения многих ранее не изученных аспектов. Наиболее ярко в научных публикациях (и в достижениях лауреатов Нобелевской премии) заявили о себе несколько звеньев клеточного «патогенеза старения».
Укорочение теломер — хорошо изученный механизм клеточного старения (удостоен Нобелевской премии 2009 года). Известно, что у каждой соматической клетки (без злокачественной трансформации) максимальное число возможных делений строго ограничено — как только будет достигнут так называемый предел Хейфлика (обычно это 48–50 митозов), клеточный цикл остановится.
Остановка клеточного цикла в свою очередь — итог двух процессов: критического укорочения теломер (концевые участки каждой хромосомы, не используемые в качестве матрицы для синтеза белков), а также активации экспрессии онкосупрессорных локусов, блокирующих дальнейшее клеточное деление, даже когда предел Хейфлика ещё не достигнут. При каждом удвоении ДНК, происходящем при делении клетки, теломеры укорачиваются. Достижение «точки невозврата» (предела Хейфлика) означает критическое укорочение теломер, при котором становится невозможным следующее удвоение ядерной ДНК. Остановившаяся в череде делений клетка посредством, экспрессии ряда специальных генов6,7 и высвобождения SASP (секреторного комплекса, ассоциированного с клеточным старением8) самостоятельно запускает цикл апоптоза (запрограммированной клеточной гибели) и побуждает к тому же рядом расположенные клетки.
Поскольку клетки обладают инструментом для увеличения длины теломер (фрементом, парадоксально названным теломеразой), то длина теломер и её изменения — хороший индикатор, позволяющий оценивать, насколько эффективны те или иные методы «антистарения»; например, доказано, что физическая нагрузка способна удлинять теломеры9.
Оксидативный стресс — важный механизм клеточного старения. Вследствие снижения утилизации митохондриями активных форм кислорода (пероксида водорода, супероксид-радикала и гидроксид-радикала) их избыток повреждает ДНК8.
Дисбаланс кишечного микробиома и его роль в старении — очень активно изучаемая тема. Кишечный микробиом регулирует ряд важнейших физиологических процессов: ферментирование и модификацию питательных веществ, синтез витаминов, антиоксидантные механизмы, стимуляцию иммунной системы[^10–[^14]. С возрастом как количественный, так и качественный состав кишечной микробиоты существенно изменяется — истощается пул лакто- и бифидобактерий. Согласно одной из гипотез, это приводит к снижению синтеза нейромедиаторов, а значит, может быть ассоциировано с нарушениями функционирования нервной системы15. Метилглиоксаль, один из метаболитов бактериального происхождения, активирует старение кожных фибробластов и проявляет онкогенную активность7,16. Ряд научных исследований выявили изменения кишечного микробиома при сахарном диабете 2-го типа, ишемической болезни сердца, сердечной недостаточности, а также некоторых онкологических заболеваний. Сегодня, несмотря на некоторую фрагментарность полученных сведений, очевидно, что нормализация кишечного микробиоценоза — важная терапевтическая мишень у пациентов пожилого возраста.
Все вышеописанные процессы ассоциированы со старением организма. Точные причинно-следственные связи пока не установлены, но эти механизмы можно рассматривать в качестве потенциальных рычагов воздействия в рамках anti-age-концепции.
Итак, современный человек 20–30% отведённых ему лет живёт в «пожилом» периоде. При этом очевидно, что когнитивно сохранный индивидуум в любом возрасте, в том числе в пожилом и старческом, имеет много целей и планов для реализации (исходя из собственного понимания «смысла» своего существования, который у каждого свой), не желая оставаться «за кулисами жизни». И это весьма остро ставит перед нами очень неудобный вопрос — о качестве тех самых «добавленных» лет. А оно, к сожалению, нередко страдает в связи с развитием так называемых «возраст-ассоциированных заболеваний».
Реализация «высшего смысла» в целом и счастья в частности невозможна без достижения должного уровня качества этой «заметно продлённой жизни». Именно поэтому чрезвычайно актуальным становится внедрение нового понятия и идеологической концепции — «успешного взросления» или так называемого «антиэйджинга».
Механизм укорочения теломер при ожирении опосредован повышением активности фактора теломерного повтора-1, ингибирующего активность теломеразы, ответственной за удлинение теломер. Кроме того, провоспалительные изменения, всегда сопровождающие ожирение (новый тезис: ожирение — воспалительное заболевание), активируют пролиферацию лейкоцитов в периферических тканях, что также опосредованно способствует укорочению теломер7.
Ещё один механизм клеточного старения — накопление SASP-комплексов в силу повышенной продукции адипоцитами провоспалительных цитокинов. В итоге это приводит к остановке клеточного цикла.
Интересно, что описанные механизмы клеточного старения вовлечены также в патогенез сахарного диабета 2-го типа при ожирении. Так, SASP-комплексы, кроме сигнализации о повреждении ДНК, снижают антиоксидантную активность и приводят к митохондриальной дисфункции, что неизбежно затрагивает гепатоциты и β-клетки поджелудочной железы. В результате нарушаются процессы окисления жирных кислот, что способствует формированию инсулинорезистентности19.
Современная медицина уже располагает ресурсом максимального сглаживания перехода из периода среднего возраста в пожилой. Недопущение полиорганных заболеваний, нейродегенерации, борьба с гиподинамией и восполнение дефицитов витаминов и минералов — всё это входит в основу современной концепции «успешного взросления», которая позволит человеку, «взрослея», не ощущать на себе груза прожитых лет.
В «антиэйджинговом активе» довольно много инструментов, и эффекты большинства из них основаны на глубоком понимании механизмов клеточного старения, в числе которых— укорочение теломер, митохондриальная дисфункция, генетические детерминанты, онкогенная активация и, вероятно, кишечный дисбиоз.
Менопауза — предвестник общего старения организма. Сам факт прекращения менструаций — веский повод для врачебного вмешательства. Бездействие несовместимо с идеологией «успешного взросления».
Ожирение как проблема по-прежнему не удостоено в социуме большого внимания. И совершенно напрасно.
При его высочайшей распространённости (13% взрослого населения Земли плюс 39% с избытком массы тела — данные ВОЗ 2016 года17) одной из главных опасностей остаётся его выдающийся онкогенный потенциал.
Достоверно доказана ассоциация ожирения со злокачественными заболеваниями не только репродуктивных органов (рак эндометрия, яичников, молочной железы), но и других локализаций (рак желудка, колоректальный рак, гепатоцеллюлярная карцинома, менингиома, множественная миелома, рак жёлчного пузыря и щитовидной железы)18. Поскольку вторая по частоте причина смертности населения — онкологические заболевания (а эти смерти — почти всегда преждевременные), антиэйджинг-концепция настоятельно требует избавляться от ожирения — упорно и результативно.
Ожирение и антиэйджинг несовместимы друг с другом ещё по одной причине: оказалось, что лишние килограммы напрямую индуцируют клеточное старение независимо от возраста, в том числе в связи с частой гипергликемией и состоянием «метаболического стресса». Ещё более тревожные данные получены по негативному влиянию ожирения на длину теломер. В кардиомиоцитах пожилых людей с ожирением длина теломерных повторов оказалась на 30% ниже стандартного показателя; примерно то же нашли и у молодых людей с ожирением, однако степень редукции теломер оказалась несколько ниже. Механизмы ускоренного клеточного старения при ожирении — предмет глубоких научных исследований.
Как бы то ни было, сегодня совершенно ясно одно: роль ожирения в реализации ключевых механизмов клеточного старения совершенно исключительна. Именно поэтому один из главных тезисов антиэйджинговых программ должен звучать так: «Неважно, сколько пациентке лет, важно то, есть ли у неё ожирение».
Избыточная масса тела потенцирует клеточное старение не только у женщин пожилого/старческого возраста, но и у молодых пациенток, ведь ожирение — уникальное патологическое состояние, создающее огромную «пропасть» между фактическим и биологическим возрастом.
Лишние килограммы потенцируют клеточное старение в любом периоде жизни. Ожирение — уникальное патологическое состояние, создающее огромную «пропасть» между фактическим и биологическим возрастом.
Менопауза, в среднем наступающая в 51 год, с позиции «успешного взросления» становится точкой «финиша» циклического процесса «гормональной подпитки естественного антиэйджинга». Эстрогены — большие «друзья» женского организма — покидают поле боя.
Синтез эстрогенов (так хорошо поддерживающих процессы антистарения в мышцах тазового дна, связочном аппарате органов малого таза, уретре, влагалище, вульве, молочных железах, нервной ткани, сердце и сосудах20,21) с постепенным истощением овариального резерва компенсаторно переходит на внегонадные рельсы — эстрогены начинают больше вырабатываться жировой тканью. Это неизбежно приводит к её гиперплазии и способствует ожирению, опосредованно активирующему клеточное старение. Однако жировая ткань не сравнится с яичниками по количеству выработанных эстрогенов — их концентрация в крови падает, и это сокращает пролиферативный и регенераторный потенциал клеток в целом, создавая основу для системного старения женского организма.
Климактерический синдром — наиболее раннее расстройство постменопаузы, проявляющееся приливами жара, нейровегетативной симптоматикой, а также психоэмоциональной нестабильностью. Качество жизни пациентки страдает довольно существенным образом.
Следующее по времени испытание «репродуктивной осени» — генитоуринарный менопаузальный синдром (ГУМС), характеризующийся урогенитальной атрофией с дебютом ряда характерных симптомов: зуда, сухости, жжения, диспареунии, дизурии и даже недержания мочи22. Эпителий вульвовагинальной зоны и уретры истончается — закономерно сокращается популяция голодающих лактобактерий, и они уже не могут поддерживать нужный pH; «стервятниками» налетает условнопатогенная микрофлора — и вот уже женщина попала в череду рецидивов бактериального вагиноза и вагинитов разной этиологии23,24.
Отдалённые расстройства постменопаузы включают снижение минеральной плотности костной ткани (остеопения, остеопороз), неврологические нарушения (когнитивный дефицит, болезнь Альцгеймера), сердечно-сосудистые заболевания (атеросклероз и ассоциированные с ним состояния, включая инфаркты и инсульты), а также менопаузальный метаболический синдром25. Кроме внутренних проявлений эстрогенодефицита, становятся заметными и внешние признаки «репродуктивного старения»: дряблость кожи, морщины, а также изменения качества и структуры волос26.
Таким образом, менопауза — достоверный предвестник общего старения организма, что необходимо учитывать в рамках концепции антиэйджинга. Иными словами, сам факт прекращения менструаций должен становиться веским поводом для врачебного вмешательства, и стратегия бездействия, даже в условиях физиологичного течения постменопаузы, несовместима с идеологией «успешного взросления».
Итак, антиэйдж-концепция постулирует однозначный вывод: врачи должны вмешиваться в течение даже естественных процессов. Вопрос один: когда? Ведь ни одного международного или отечественного гайдлайна, регламентирующего диагностические и лечебные мероприятия в рамках anti-age-концепции, сегодня не существует. Обычный здравый смысл диктует использовать уже имеющиеся диагностические «инструменты» — для выявления признаков возраст-ассоциированной системной дегенерации.
Начинать следует с самого простого — антропометрических показателей, таких как индекс массы тела (ИМТ), окружность талии и соотношение окружности талии к окружности бёдер. Одним из наиболее точных методов определения состава тела выступает биоимпедансометрия. Она позволяет выявить висцеральное ожирение, опасное с точки зрения метаболических нарушений, при этом не всегда очевидное.
Важным направлением в рамках anti-ageing-концепции выступает оценка состояния молочных желёз, включая осмотр и пальпацию, а также выполнение скрининговой маммографии 1 раз в 2 года после 40 лет27.
Необходимо отметить важность оценки состояния сердечно-сосудистой системы, поскольку именно сосудистые катастрофы часто приводят к тяжёлым последствиям, инвалидизации, а нередко бывают и вовсе фатальны. Наиболее удобным и простым методом выявления такого рода проблем, доступным каждому врачу, выступает банальное измерение артериального давления, причём на обеих руках для исключения сосудистых поражений.
Не менее важно в этом аспекте определение липидограммы: повышение общего холестерина, триглицеридов, липопротеинов низкой плотности и снижение содержания липопротеинов высокой плотности позволяет вовремя выявить нарушение липидного обмена и оценить риск сердечно-сосудистых заболеваний.
Кроме того, в рамках anti-ageing-концепции необходима оценка риска дефицита микронутриентов, в частности витамина D и железа. Для этого можно использовать специальный чек-лист.
Поскольку в основе старения женского организма лежат изменения, связанные с менопаузой, чрезвычайно удобный и простой инструмент — модифицированная шкала STRAW+10, согласно которой клиницист может легко стратифицировать пациенток по стадиям старения репродуктивной системы: стадия (–1) соответствует поздней переходной фазе, стадия (+1) — ранней постменопаузе, подразделяющейся на три этапа (+1a, +1b, +1c), а стадия (+2) соответствует поздней постменопаузе. Шкала действительно помогает вовремя начать нужные мероприятия.
Не менее удобна для объективизации возможных нарушений шкала Грина, позволяющая оценить тяжесть климактерического синдрома28. Тяжесть ГУМС оценивают по индексу вагинального здоровья по Бохман и шкале Барлоу29. «Золотой стандарт» определения минеральной плотности костной ткани — двухволновая рентгеновская абсорбциометрия. О наличии остеопороза свидетельствует величина Т-критерия от –2,5 и ниже30.
В качестве системного anti-age-скрининга может быть использована так называемая комплексная гериатрическая оценка (КГО), которая подразуемевает проверку текущего состояния пациента по четырём основным доменам (табл.1):
Таблица 1. Комплексная гериатрическая оценка
Исходя из всех вышеописанных механизмов старения женского организма, мы представляем свою anti-ageing-концепцию, направленную на предикцию возраст-ассоциированных заболеваний и повышение качества жизни женщин «старшего переходного возраста», основанную на имеющихся отечественных и международных гайдлайнах, а также на результатах масштабных исследований.
Назначение менопаузальной гормональной терапии (МГТ) рекомендовано женщинам в пери- и постменопаузе для лечения вазомоторных симптомов умеренной и тяжёлой степени, симптомов ГУМС, сексуальной дисфункции, а также с целью профилактики постменопаузального остеопороза. МГТ — эффективный метод предупреждения потери костной массы; при этом наиболее выраженный эффект отмечают при раннем начале лечения (уровень убедительности рекомендаций А)30.
Использование локальной гормональной терапии на основе препаратов эстриола показано пациенткам с ГУМС и сексуальной дисфункцией (уровень убедительности рекомендаций С)30.
При наличии противопоказаний или нежелании использовать МГТ могут быть применены альтернативные методы. Они включают терапевтическую модификацию образа жизни, снижение массы тела при повышении ИМТ, когнитивно-поведенческую терапию, а также иглорефлексотерапию и гипноз (уровень убедительность рекомендаций A)21. В качестве альтернативы локальной гормональной терапии при ГУМС рекомендованы лубриканты (уровень убедительности рекомендаций B)30.
Регулярная физическая нагрузка полезна для профилактики когнитивных и других расстройств31. Упражнения с осевыми нагрузками (ходьба, бег, танцы, подвижные игры) рекомендованы с целью поддержания МПКТ у здоровых пожилых людей (уровень убедительности рекомендаций С)32. Умеренные силовые тренировки (пилатес, тай-чи, плавание и др.) необходимы для укрепления мышечного каркаса и улучшения координации пожилых людей с переломами в анамнезе или с диагностированным остеопорозом (уровень убедительности рекомендаций B)32.
Поддержание адекватного уровня психической и социальной активности критически важно для профилактики когнитивных расстройств31. Это способствует успешному «взрослению» пациенток, поскольку не позволяет им «закрыться в себе». Актуальны любые виды социальной и умственной активности: разгадывание кроссвордов, лингвистические групповые занятия, чтение книг, йога, пилатес и др.
Соблюдение принципов рационального питания снижает риск не только метаболических нарушений, но и когнитивных расстройств (уровень убедительности рекомендаций С)31,33. Включение в рацион жирной и в высокой степени переработанной пищи способствует избыточному образованию продуктов гликирования и перекисного окисления липидов, повышающих риски возникновения сахарного диабета и сердечно-сосудистых заболеваний. Диета с низким содержанием данных продуктов приводит к снижению инсулинорезистентности у людей с сахарным диабетом 2-го типа. В этой связи предпочтительно включение в рацион продуктов с низким содержанием жиров, сложных углеводов (бобовые, овощи, фрукты, цельные злаки), а также молочных продуктов с низким содержанием жира (уровень убедительности рекомендаций D)33.
Рекомендовано употребление не менее 0,8 г белка на килограмм массы тела всем людям пожилого возраста (Европейское управление по безопасности пищевых продуктов, EFSA) (уровень убедительности рекомендаций С). Наиболее выраженное истощение физических и когнитивных ресурсов отмечают после 50 лет, однако адекватное потребление белка поможет замедлить процессы клеточного старения, прогрессирование потери костной и мышечной массы, а также профилактировать развитие когнитивного дефицита34.
Следует прекратить курение для снижения риска когнитивных расстройств (уровень убедительности рекомендаций B)31.
Потребление алкоголя следует сократить — это уменьшает риск когнитивных расстройств (уровень убедительности рекомендаций B)31.
В качестве профилактики развития когнитивного дефицита и снижения риска деменции рекомендован мультимодальный подход с коррекцией имеющихся факторов риска (уровень убедительности рекомендаций B). Основными факторами риска когнитивных расстройств выступают артериальная гипертензия, снижение слуха и ожирение в среднем возрасте; курение, депрессия, гиподинамия, социальная изоляция и сахарный диабет у лиц старше 65 лет. Успешная коррекция ключевых факторов риска способна снизить вероятность деменции на 35%31.
Оптимальная концентрация витамина D в крови — необходимое условие для предупреждения метаболических и гормональных нарушений, сохранения МПКТ (уровень убедительности рекомендаций А). По данным ряда исследований, адекватная концентрация витамина D способствует нормализации ключевых процессов клеточного цикла и пролиферативного потенциала клеток, а также способствует удлинению теломерных участков, подавляя ключевой механизм клеточного старения. Витамин D также способствует предикции сахарного диабета 2-го типа, снижая уровень гликированного гемоглобина и инсулинорезистентность35.
Рекомендовано использование активных метаболитов витамина D (альфакальцидол, кальцитриол) у пациенток с высоким риском падений в качестве монотерапии или в качестве дополнения к антирезорбтивной терапии для повышения минеральной плотности костной ткани (уровень убедительности рекомендаций А)32.
Необходимо достаточное потребление кальция с продуктами питания или использование препаратов кальция в качестве дополнения к пищевому рациону (уровень убедительности рекомендаций А)32.
Представленная anti-ageing-концепция направлена на предикцию возраст-ассоциированных заболеваний и повышение качества жизни женщин.
Препараты витамина E рекомендованы в качестве меры профилактики и замедления клеточного старения (уровень убедительности рекомендаций D)35. Помимо высокой антиоксидантной активности токоферола, витамин Е успешно подавляет ключевые процессы старения эндотелиальных и фибробластных клеток за счёт блокирования ингибиторов клеточного цикла. Дефицит витамина Е приводил к укорочению теломерных участков лейкоцитов, что свидетельствует о его таргетном влиянии на основные механизмы клеточного старения35.
Назначение железа рекомендовано группам риска латентного железодефицита и ЖДА, а также при верификации данных состояний (уровень убедительности рекомендаций С)36. Распространённость дефицита железа у лиц пожилого возраста остаётся на высоком уровне. В основе развития ЖДА у людей пожилого возраста лежит снижение его доступности вследствие хелатирования и нарушения всасывания. Кроме того, было выявлено, что железо активно накапливается в стареющих клетках и повышает порог их выживаемости.
Метформин рекомендован в качестве приоритетного препарата при сахарном диабете 2-го типа с целью снижения уровня глюкозы (уровень доказательности А). Доказано предиктивное влияние метформина на развитие сердечно-сосудистых заболеваний. Кроме того, он имеет грандиозный потенциал в отношении блокирования ключевых механизмов клеточного старения: ингибирование процессов онкогенеза, реализация антиоксидантного эффекта, активация гена SIRT1, активация бактерий, продуцирующих короткоцепочечные жирные кислоты, регулирующие сигнальные пути mTOR, активация которых замедляет клеточное старение. Дополнительно метформин позитивно влияет на массу тела пациенток37,38,39.
Использование добавок селена стимулирует антиоксидантные, иммуномодулирующие и противовоспалительные процессы (уровень убедительности рекомендаций D)40.
Профилактические дозы витаминов группы B (B1, B2, B3, B9, B12) необходимы для профилактики гипергомоцистеинемии и, как следствие, предикции когнитивного дефицита у пациенток пожилого возраста согласно результатам ряда РКИ (уровень убедительности рекомендаций D). Использование комплекса вышеуказанных витаминов замедляет прогрессию возраст-ассоциированного когнитивного дефицита41,42.
Мелатонин замедляет процессы клеточного старения. Он обладает мощным антиоксидантным действием и выступает в качестве митохондриального протектора за счёт активации ряда ферментов: супероксиддисмутазы, каталазы, глутатионпероксидазы и глутатионредуктазы. У него есть и противовоспалительный эффект, обусловленный отрицательным влиянием на экспрессию провоспалительных цитокинов, ряда ферментов и молекул клеточной адгезии (уровень убедительности рекомендаций D)43. Все вышеописанные эффекты мелатонина характеризуют его выраженный предиктивный потенциал в отношении нейродегенеративных заболеваний, а именно болезни Альцгеймера и болезни Паркинсона44.
Ресвератрол выступает в качестве ингибитора гликирования для профилактики инсулинорезистентности. Доказано позитивное влияние ресвератрола на поддержание МПКТ (уровень убедительности рекомендаций D)33,45.
α-Кетоглутарат в качестве антиоксиданта также замедляет процессы клеточного старения (уровень убедительности рекомендаций D), увеличивая утилизацию активных форм кислорода.
Добавки аминокислот с разветвлённой цепью используются с целью реализации антиоксидантного эффекта и митохондриальной протекции (уровень убедительности рекомендаций D), а также замедления потери костной и мышечной массы и профилактики саркопении46.
Эпигаллокатехин-3-галлат (ЭГКТГ) реализует антиоксидантный и противовоспалительный эффекты с целью предикции нейродегенеративных заболеваний (уровень убедительности рекомендаций D). ЭГКТГ ингибирует агрегацию амилоида и усиливает его деградацию, что играет важную роль в профилактике болезни Альцгеймера47.
«Физическое здоровье», «Функциональная активность», «Психоэмоциональная сфера», а также «Социальный статус»48. Чрезвычайно любопытно, что обычно клиницисты разворачивают свою активность только в домене «Физическое здоровье», упуская остальные три — чрезвычайно важные в аспекте антивозрастной медицины.
Клеточное старение неизбежно приводит к снижению функции самых различных органов и систем, а это диктует необходимость междисциплинарного подхода не только к обследованию в рамках anti-age-концепции, но и к осуществлению антиэйджинг-мероприятий.
В этой связи очень важен вывод: сама концепция anti-age-медицины в своём «корне» подразумевает формирование аnti-age team, состоящей из акушерагинеколога, эндокринолога, кардиолога, геронтолога и врачей других специальностей.
Помимо сформированной, но пока разрозненной доказательной базы антиэйджинга, определён и вектор дальнейших исследований, которые кажутся крайне перспективными в этом направлении. Наиболее прицельным методом борьбы с возраст-ассоциированными изменениями выступает генная терапия. Её уже активно используют в других областях медицины. На очереди — преодоление старения.
Одна из основных точек приложения генетических методов — теломеры хромосом, стимуляцию удлинения которых обеспечивают таргетным переносом гена, кодирующего обратную транскриптазу теломеразы. Использование этой технологии позволяет увеличить длину теломер и повысить число возможных клеточных делений как минимум на 20 митозов. Однако здесь возникают и определённые трудности: ингибирование репликативного старения клеток приводит к повышению онкологических рисков.
Ещё одной целью генной терапии старения считают белок Klotho, низкая экспрессия которого способствует прогрессированию возраст-ассоциированных нейродегенеративных заболеваний, таких как болезнь Альцгеймера. Стимуляцию его выработки с помощью воздействия на промоторную область гена системы CRISPR-dCas9 рассматривают как потенциальный рычаг предупреждения демиелинизирующих и нейродегенеративных патологических состояний49.
Невозможно вычленить главный триггер старения, ведь это комплексный механизм, что должно находить отражение и в менеджменте пациенток, готовящихся вступить в период благородного возраста.
Антиэйджинг — то, о чём говорят все. Однако на данный момент общепринятого и универсального гайдлайна, который выступил бы действенным руководством для современного клинициста, не существует. И это действительно большая сложность.
Все патогенетические механизмы старения организма, начиная с угасания циклических изменений в женском организме и заканчивая ожирением, крайне тесно взаимосвязаны. Этот весьма сложный молекулярно-биологический механизм напоминает паутину, в которой каждая новая нить переплетается с предыдущими. Именно поэтому невозможно вычленить главный триггер старения, ведь старение — это комплексный механизм, что должно находить отражение и в клиническом менеджменте пациенток, лишь готовящихся вступить в период благородного возраста. По тем же причинам диагностический чекап в рамках концепции антиэйджинга должен охватывать большинство систем организма женщины — в силу большого разнообразия возраст-ассоциированных заболеваний и скрытых микронутриентных дефицитов.
Именно так — учитывая комплексность и многогранность anti-age-концепции — и нужно вести наши пациенток: с широким охватом наиболее важных потенциальных последствий клеточного старения. Не менее большая работа потребуется и в плане модификации образа жизни, коррекции и поддержания нормальной массы тела, а также выработки новой привычки давать организму адекватную и, самое главное, ежедневную физическую нагрузку.
Anti-ageing-направление — не просто очередной раздел классической медицинской науки, это всеобъемлющий массив мероприятий, требующий отдачи не только от клиницистов совершенно различный профилей, но и прежде всего от самой пациентки. В XXI веке не должно существовать такого понятия, как старость! Его пора заменить более благозвучным и осознанным — успешным взрослением.
Безусловно, нам ещё предстоит очень многое узнать, а затем и внедрить в рутинную практику каждого акушера-гинеколога. Однако уже сейчас мы способны сделать вполне конкретные шаги в интересах женщин, заботящихся не только о продолжительности, но и о качестве своей жизни.
Чек-лист для оценки риска гиповитаминоза
Индекс вагинального здоровья по Бохман
Шкала Барлоу для оценки интенсивности урогенитальных расстройств
Улумбекова Г.Э., Прохоренко Н.Ф., Гиноян А.Б., Калашникова А.В. Системный подход к достижению общенациональной цели по увеличению ожидаемой продолжительности жизни до 78 лет к 2024 году // Экономика. Налоги. Право. 2019. Т. 12. №2. С. 19–30. ↩
Степанова Н.М., Сергуладзе С.Ю. Естественные патофизиологические процессы старения сердца как фактор развития сердечно-сосудистых заболеваний // Креативная кардиология. 2021. Т. 15. №1. С. 72–86. ↩ ↩
World Health Organization. 2021. Ageing and Health. — URL: Ссылка. ↩
Об утверждении обучающих (просветительских) программ по вопросам здорового питания: Приказ Роспотребнадзора №379 от 7 июля 2020 года. ↩
Di Micco R., Krizhanovsky V., Baker D. et al. Cellular senescence in ageing: from mechanisms to therapeutic opportunities // Nat. Rev. Mol. Cell Biol. 2021. Vol. 22. №2. P. 75–95. [PMID: 33328614] ↩
Rubio-Tomás T., Rueda-Robles A., Plaza-Díaz J., Álvarez-Mercado A.I. Nutrition and cellular senescence in obesity-related disorders // J. Nutr. Biochem. 2022. Vol. 99. [PMID: 34517097]. ↩ ↩ ↩
Mylonas A., O’Loghlen A. Cellular senescence and ageing: mechanisms and interventions // Front. Aging. 2022. Vol. 3. P. 866718. [PMID: 35821824] ↩ ↩
Аронов Д.М. Возможная связь реабилитационных аэробных тренировок и увеличения длины теломер хромосом // Российский кардиологический журнал. 2019. №3. С. 82–89. ↩
Sirisinha S. The potential impact of gut microbiota on your health:Current status and future challenges // Asian Pac. J. Allergy Immunol. 2016. Dec. Vol. 34. №4. P. 249–264. [PMID: 28042926] ↩
Nehra V., Allen J.M., Mailing L.J. et al. Gut Microbiota: Modulation of Host Physiology in Obesity // Physiology (Bethesda). 2016. Sep. Vol. 31. №5. P. 327–335. [PMID: 27511459] ↩
Zhang X., Zheng X., Yuan Y. Treatment of insulin resistance: straight from the gut // Drug Discov. Today. 2016. Vol. 8. P. 1284–1290. [PMID: 27326909] ↩
Rivière A., Selak M., Lantin D. et al. Bifidobacteria and Butyrate-Producing Colon Bacteria: Importance and Strategies for Their Stimulation in the Human Gut // Front. Microbiol. 2016. Vol. 7. P. 979. [PMID: 27446020] ↩
Patel R., DuPont H.L. New approaches for bacteriotherapy: prebiotics, new-generation probiotics, and synbiotics // Clin. Infect. Dis. 2015. May 15. Vol. 60. Suppl. 2. P. S108–121. [PMID: 25922396] ↩
Białecka-Dębek A., Granda D., Szmidt M.K., Zielińska D. Gut microbiota, probiotic interventions, and cognitive function in the elderly: a review of current knowledge // Nutrients. 2021. Vol. 13. №8. P. 2514. [PMID: 34444674] ↩
Sharma R. Emerging interrelationship between the gut microbiome and cellular senescence in the context of aging and disease: perspectives and therapeutic opportunities // Probiotics Antimicrob. Proteins. 2022. Vol. 14. №4. P. 648–663. [PMID: 34985682] ↩
Avgerinos K.I., Spyrou N., Mantzoros C.S., Dalamaga M. Obesity and cancer risk: Emerging biological mechanisms and perspectives // Metabolism. 2019. Vol. 92. P. 121–135. [PMID: 30445141] ↩
Narasimhan A., Flores R.R., Camell C.D. et al. Cellular senescence in obesity and associated complications: a new therapeutic target // Curr. Diab. Rep. 2022. Vol. 22. №11. P. 537–548. [PMID: 36239841] ↩
Mueck A.O., Ruan X., Prasauskas V. et al. Treatment of vaginal atrophy with estriol and lactobacilli combination: a clinical review // Climacteric. 2018. Vol. 21. №2. P. 140–147. [PMID: 29381086] ↩
Tang Z.R., Zhang R., Lian Z.X. et al. Estrogen-receptor expression and function in female reproductive disease // Cells. 2019. Vol. 8. №10. P. 1123. [PMID: 31546660] ↩ ↩
Scavello I., Maseroli E., Di Stasi V., Vignozzi L. Sexual health in menopause // Medicina (Kaunas). 2019. Vol. 55. №9. P. 559. [PMID: 31480774] ↩
Auriemma R.S., Scairati R., Del Vecchio G. et al. The vaginal microbiome: a long urogenital colonization throughout woman life // Frontiers in Cellular and Infection Microbiology. 2021. Vol. 11. P. 613. [PMID: 34295836] ↩
The NAMS 2020 GSM Position Statement Editorial Panel. The 2020 genitourinary syndrome of menopause position statement of The North American Menopause Society // Menopause. 2020. Vol. 27. №9. P. 976–992. [PMID: 32852449] ↩
Дворянский С.А., Емельянова Д.И., Яговкина Н.В. Климактерический синдром: современное состояние вопроса // Вятский медицинский вестник. 2017. №1 (53). С. 7–15. ↩
Zouboulis C.C., Blume-Peytavi U., Kosmadaki M. et al. Skin, hair and beyond: the impact of menopause // Climacteric. 2022. Vol. 25. №5. P. 434–442. [PMID: 35377827] ↩
Доброкачественная дисплазия молочной железы: Клинические рекомендации. 2020. — Ссылка. ↩
Fait T. Menopause hormone therapy: latest developments and clinical practice // Drugs Context. 2019. Vol. 8. P. 212551. [PMID: 30636965] ↩
Bachmann G. Urogenital ageing: an old problem newly recognized // Maturitas. 1995. Vol. 22. P. S1–S5. [PMID: 8775770] ↩
Менопауза и климактерическое состояние у женщины: Клинические рекомендации. 2021. — URL: Ссылка. ↩ ↩ ↩ ↩
Когнитивные расстройства у лиц пожилого и старческого возраста: Клинические рекомендации. 2020. — URL: Ссылка. ↩ ↩ ↩ ↩ ↩ ↩
Остеопороз: Клинические рекомендации. 2021. — URL: Ссылка. ↩ ↩ ↩ ↩
Del Castillo M.D., Iriondo-DeHond A., Iriondo-DeHond M. et al. Healthy eating recommendations: good for reducing dietary contribution to the body’s advanced glycation/lipoxidation end products pool? // Nutr. Res. Rev. 2021. Vol. 34. №1. P. 48–63. [PMID: 32450931] ↩ ↩ ↩
Diwan B., Sharma R. Nutritional components as mitigators of cellular senescence in organismal aging: a comprehensive review // Food Sci. Biotechnol. 2022. Vol. 31. №9. P. 1089–1109. [PMID: 35756719] ↩ ↩ ↩
Железодефицитная анемия: Клинические рекомендации. 2021. — URL: Ссылка. ↩
Сахарный диабет 2 типа у взрослых: Клинические рекомендации. 2022. — URL: Ссылка. ↩
Soukas A.A., Hao H., Wu L. Metformin as anti-aging therapy: is it for everyone? // Trends Endocrinol. Metabol. 2019. Vol. 30. №10. P. 745–755. [PMID: 31405774] ↩
Yerevanian A., Soukas A.A. Metformin: mechanisms in human obesity and weight loss // Curr. Obes. Rep. 2019. Vol. 8. P. 156–164. [PMID: 30874963] ↩
Bjørklund G., Shanaida M., Lysiuk R. et al. Selenium: an antioxidant with a critical role in anti-aging // Molecules. 2022. Vol. 27. №19. P. 6613. [PMID: 36235150] ↩
Gil Martínez V., Avedillo Salas A., Santander Ballestín S. Vitamin supplementation and dementia: a systematic review // Nutrients. 2022. Vol. 14. №5. P. 1033. [PMID: 35268010] ↩
Nguyen H.D., Kim M.S. The role of mixed B vitamin intakes on cognitive performance: modeling, genes and miRNAs involved // J. Psychiatr. Res. 2022. Vol. 152. P. 38–56. [PMID: 35714552] ↩
Bantounou M., Plascevic J., Galley H.F. Melatonin and related compounds: Antioxidant and anti-inflammatory actions // Antioxidants (Basel). 2022. Vol. 11. №3. P. 532. [PMID: 35326182] ↩
Wongprayoon P., Govitrapong P. Melatonin as a mitochondrial protector in neurodegenerative diseases // Cell. Mol. Life Sci. 2017. Vol. 74. P. 3999–4014. [PMID: 28791420] ↩
Tresguerres I.F., Tamimi F., Eimar H. et al. Resveratrol as anti-aging therapy for age-related bone loss // Rejuvenation Res. 2014. Vol. 17. №5. P. 439–445. [PMID: 24956408] ↩
Buondonno I., Sassi F., Carignano G. et al. From mitochondria to healthy aging: The role of branched-chain amino acids treatment: MATeR a randomized study // Clin. Nutr. 2020. Vol. 39. №7. P. 2080–2091. [PMID: 31672329] ↩
Payne A., Nahashon S., Taka E. et al. Epigallocatechin-3-Gallate (EGCG): New therapeutic perspectives for neuroprotection, aging, and neuroinflammation for the modern age // Biomolecules. 2022. Vol. 12. №3. P. 371. [PMID: 35327563] ↩
Старческая астения: Клинические рекомендации. 2020. — URL: Ссылка. ↩
Vaiserman A., De Falco E., Koliada A. et al. Anti-ageing gene therapy: Not so far away? // Ageing Res. Rev. 2019. Vol. 56. P. 100977. [PMID: 31669577] ↩
Добро пожаловать на мероприятие!