Статистические показатели в неонатологии — стоит ли гнаться за цифрами?
Статистические показатели в неонатологии — стоит ли гнаться за цифрами?
Опубликовано 06/09/2022 в категории "Журнал StatusPraesens".

Дом, построенный на песке

Статистические показатели в неонатологии — стоит ли гнаться за цифрами?

Для принятия правильных решений в сфере здравоохранения нужны достоверные исходные данные — что представляется совершенно очевидным в век доказательной медицины. Между тем невыполнение этого базового условия — не только российская, но и мировая проблема. Доклад ВОЗ по вопросам статистики SCORE*, опубликованный в конце 2020 года1, ошеломляет: в 72% стран более 10% причин смерти учтены неправильно либо вообще без использования кодов МКБ-10. Повторяемые как мантра слова «другой статистики у нас нет» никак не приближают нас к пониманию, как можно оценить реальное положение дел...

Глобальный тренд на повышение качества российской статистики был задан в 2017 году Указом Президента РФ №2032, который утвердил Стратегию развития информационного общества. В этом документе был сделан особый акцент на обеспечении достоверности собираемых сведений и создании возможностей для автоматической обработки больших объёмов данных. Чуть позже, 3 года назад, была принята Национальная стратегия развития искусственного интеллекта3, умеющего находить решения без алгоритма, заранее заданного человеком. Всё это должно привести к снижению субъективизма в сфере управления, в том числе здравоохранением. Чтобы понять, почему этот вопрос стоит так отстро, рассмотрим ситуацию на примере младенческой смертности (МС).

Безусловно, сравнение показателей МС как в отдельных регионах России, так и в различных странах — важный инструмент анализа, позволяющий оперативно выявлять наиболее «проблемные» регионы РФ, а затем детально разбираться в причинах сложившейся ситуации. Именно поэтому этой теме посвящены многочисленные статьи, публикуемые в специализированных журналах, включая «StatusPraesens. Педиатрия и неонатология». Однако насколько корректно описывать задачу проекта «Десятилетие детства» как «сократить младенческую и детскую смертность до уровня европейских показателей»**?

В 2019 году уровень МС в Европейском регионе ВОЗ составлял 5,8‰, в странах Евросоюза — 3,2‰, в государствах Восточной Европы— 5,2‰*. К чему мы должны стремиться, если в 2020 году уже достигли 4,5‰**? Понятно, что огромную роль сыграло создание трёхуровневой системы оказания акушерской помощи, современных перинатальных центров (ПЦ) и региональных схем маршрутизации беременных из группы риска (так, в 2020 году 84% детей с ЭНМТ и 78,4% с ОНМТ родились в ПЦ, все возможности для их спасения). Трудно переоценить и значение консультаций и аудита, проводимых сотрудниками национальных медицинских исследовательских центров. Но всё же можно ли считать, что всё намеченное уже выполнено?

Мы имеем «гонку за цифрами», но результатом призыва снизить МС до нуля может быть указание сверху обеспечить «правильную отчётность».

В октябре 2021 года на коллегии Минздрава РФ были продемонстрированы данные по «плану и факту» МС в каждом федеральном округе и субъекте России. Все они были ранжированы по этому признаку, а те, что не достигли заданного уровня, попали в число «отстающих». Но в чём практический смысл такой градации, учитывая огромный разброс в реальных условиях оказания медицинской помощи беременным и детям? Как можно, например, сравнивать Северо-Западный федеральный округ с Дальневосточным (МС 4,1 и 5,8‰)4? Для сравнения приведём данные по республикам бывшей Югославии, расположенным достаточно компактно. В 2019 году в Македонии — 5,3‰, Боснии и Герцеговине — 5,1‰, Сербии — 4,6‰, Хорватии – 4,1‰, Черногории — 2‰, Словении — 1,7‰. Почему же они не видят никакой катастрофы и не считают хорватскую медицину вдвое хуже словенской? А какой вывод нужно сделать по поводу Республики Калмыкия, по данным Росстата, доложившей в 2021 году о МС 2,9‰? Что, там служба родовспоможения и детства работает лучше, чем в Евросоюзе?

При этом нужно понимать, что сегодня МС рассматривается не только как «ведомственный» показатель, отражающий качество оказания медицинской помощи службой родовспоможения и детства. Это один из критериев оценки работы глав регионов, вряд ли хорошо понимающих, какие факторы (в том числе социальные и экономические) на него влияют. В результате мы имеем «гонку за цифрами»: один из губернаторов призвал снизить МС вообще до нуля5. Какими могут быть последствия? Полагаем, указание обеспечить «правильную отчётность», а вовсе не долгая и кропотливая работа по устранению кадрового дефицита, обучению врачей и медсестёр, дооснащению детских учреждений и обеспечению их всеми необходимыми расходными материалами и лекарствами...

В такой ситуации странно выглядят позиции отдельных экспертов, которые одновременно пишут, что «для некоторых недальновидных губернаторов соблазн надавить на врачей, требуя нужных цифр, оказался слишком велик»*, и тут же призывают развивать успех. Процитируем: «Хочется и нужно гордиться достигнутым, при этом опыт 20 государств и некоторых регионов нашей страны с прогрессивными показателями МС демонстрирует, что уровень в 4,4‰ — далеко не предел, в перспективе предстоит равняться на труднодостижимые, но реальные цифры в 2 – 3‰»**. На чём основано это утверждение?

Ещё один критерий оценки — темпы снижения МС, которые были запланированы в пределах 3% в год (в 2018 году — 5,5‰, 2019-м — 5,4‰, 2020-м — 5,2‰, 2021-м — 5‰, 2022-м — 4,8‰, 2023-м — 4,6‰, 2024-м — 4,5‰)*. Что было положено в основу этих расчётов? Оказывается, сведения о динамике МС в 1998–2018 годах в странах Восточной Европы «как наиболее близких к РФ не только по географическому признаку, но и по менталитету, историческим предпосылкам, а также образу жизни». Причём взяты только Беларусь, Болгария, Венгрия, Молдова, Польша, Румыния, Словакия, Украина и Чехия (в 2016 году — 6‰, в 2019-м — 5,2‰, снижение на 6% за четыре года). Логика этого решения неясна: а где же Латвия, Эстония, Литва, Албания? Как вообще можно ориентироваться на маленькие и густонаселённые европейские страны, если более половины огромной территории России расположено в Азии?

Не меньше вопросов вызывают и рассуждения по поводу того, что «за последние 10 лет ежегодное падение составило в среднем 0,5‰, а в период 2020–2021 годов оно не превысило 0,1‰»*. Во-первых, в классической статистике темпы снижения МС учитывают не в абсолютных значениях, а в относительных. Во-вторых, они у нас стремительные (табл. 1), и не ясно, как можно объяснить рост темпов снижения МС при уменьшении самой МС. Заметим на примере той же Чехии, что стабильный на протяжении 8 лет уровень МС (2,5–2,7‰) никак нельзя считать неудовлетворительным, раз он не уменьшается...

Стоит подробнее рассмотреть российскую ситуацию с резким снижением МС с 2000 по 2020 год — в 3,4 раза! Отметим, что этот тренд подтверждается как данными Росстата, так и экспертными оценками международных организаций (ООН, ВОЗ, Всемирного банка и т. д.). Сразу же нужно сделать оговорку, что ПЦ нельзя считать основным местом, где решается задача борьбы с МС. В 2021 году из всех детей, умерших в течение первого года жизни, в акушерских стационарах погибло только 37,6%, а оставшиеся 62,4% пришлись на детские больницы, смерти на дому и при медицинской транспортировке.

©Lepro / Signature/iStoc

20% летальных исходов произошло в первые сутки после госпитализации. Этот показатель отражает множество факторов, характеризующих организацию педиатрической помощи: качество профилактического наблюдения на участках, внимательность родителей и своевременность обращения к врачу, правильность диагностики угрожающих состояний службы скорой помощи, возможность транспортировки с поддержанием витальных функций и готовность приёмных отделений к проведению реанимационных мероприятий. Огромную роль в успешности действий медперсонала играет наличие телемедицинской сети, позволяющей решать многие задачи при непосредственном участии специалистов региональных реанимационно-консультативных центров.

В 2021 году из всех детей, умерших в течение первого года жизни, в акушерских стационарах погибло 37,6%, а 62,4% — в детских больницах, на дому или при медицинской транспортировке.

Каким же образом возможно такое снижение МС, если каждый пятый погибший ребёнок в возрасте до 1 года умирает в стационаре в первые сутки после поступления? Давайте посмотрим на динамику перинатальной смертности. Показатель ранней неонатальной смертности, включённый в число индикаторов государственной программы «Развитие здравоохранения»6 в 2014 году, быстро снижался и достиг в 2020 году 1,3‰ (при целевом показателе 2,7‰). При этом, по данным официальной статистики (стат. форма 327), соотношение мертворождаемость : ранняя неонатальная смертность изменялось следующим образом: в 2000 году — 50,5:49,6%, в 2005-м — 55,8:44,2%, в 2010-м — 62,7:37,3%, в 2015-м — 70,8:29,2%, в 2019-м — 80,0:20%, в 2020-м — 81,7:18,3%. Посмотрим для сравнения данные по Европейскому региону ВОЗ (табл. 2). Обращает на себя внимание и тот факт, что чем выше доля мертворождаемости в структуре перинатальной смертности, тем ниже МС. Так, за 2017 год в 26 субъектах РФ с младенческой смертностью в пределах 4,5‰ мертворождаемость превысила 80%, в 37 субъектах, где показатель варьировал в пределах 6‰, антенатально погибшими зарегистрировали 70–80%, а в 21 субъекте (7,1‰ и более) — менее 70%.

Есть и ещё несколько парадоксальных фактов. В 2012 году РФ окончательно перешла на расчёт МС по критериям ВОЗ (первый шаг был сделан в 1992 году с изданием приказа Минздрава РФ №3188 и постановления Госкомстата РФ №1909). МС возросла на 16,2%, больничная летальность — на 31,4%. А вот смертность новорождённых в акушерских стационарах даже несколько снизилась — с 0,38 до 0,37%. Как это объяснить?

Подобную странность мы видели и в период пандемии: снижение МС (в том числе на 5% в акушерских стационарах) на фоне роста общей и, что даже важнее, материнской смертности. При этом в 2020 году на 12,9% выросла больничная летальность детей первого года жизни (в том числе на 75% — от болезней органов дыхания, на 36,8% — от болезней нервной системы, на 31% — от инфекций, на 6% — после оперативных вмешательств). Резко сократились объёмы стационарной помощи этому контингенту пациентов, и не только из-за снижения рождаемости, но и по причине прекращения плановой госпитализации и перепрофилирования детских больниц.

Конечно, вопросы к медицинской статистике возникали всегда. В советское время Минздравы СССР и РСФСР регулярно обсуждали проблему достоверности показателя МС и полноты регистрации смертей. Вынуждены констатировать, что за последние 30 лет системной работы в этом направлении не проводит никто — ни Минздрав РФ, ни подведомственный ему Центральный НИИ организации и информатизации. А отдельные публикации в СМИ ничего не решают. Пора заняться аудитом показателей МС, иначе мы так и будем аплодировать «красивым цифрам» в отчётах.

Литература и источники


  1. Доклад ВОЗ по вопросам статистики SCORE Ссылка

  2. Указ Президента РФ №203 «О Стратегии развития информационного общества в Российской Федерации на 2017–2030 годы» от 9 мая 2017 года. 

  3. Указ Президента РФ от №490 «О развитии искусственного интеллекта в Российской Федерации» от 10 октября 2019 года. 

  4. Коллегия Минздрава РФ, октябрь 2021 года. 

  5. Ваганов Н.Н., Иванов А.В. Гонка за цифрой // StatusPraesens. Гинекология, акушерство, бесплодный брак. 2020. №1 (66). С. 16–22. 

  6. Об утверждении государственной программы Российской Федерации «Развитие здравоохранения» : Постановление Правительства РФ №294 от 15 апреля 2014 года. 

  7. Статистические формы 14, 32 МЗ РФ. 

  8. Приказ МЗ РФ и Постановление Росстата РФ №318 от 4 декабря 1992 года. 

  9. Об утверждении изменений к инструкциям по заполнению форм федерального государственного статистического наблюдения за окружающей средой : Постановление Росстата РФ №190 от 2 октября 2002 года. — Ссылка

Главная страница Календарь мероприятий Субботники МАРС Журнал для акушеров-гинекологов Журнал для педиатров Журнал для неонатологов Книги Информационные бюллетени SPNavigator мобильное приложение для врачей Медицинский контент О компании Контакты